ах, какая. На славу был урожай. Только вот в деревне нашей много бабушек одиноких, и им не под силу было убрать его до дождей. Вот Фёдор и помогал. То в одном огороде поможет, то в другом. Ну, а ему, конечно, за труды его наливали старушки. Бывало, что и домой ходить некогда, суснёт в огороде, а на утро другой старушке помогает.
Ну, в общем, наклюкался как-то Фёдор довольно-таки прилично. Идёт, значит, до дома своего, покачивается от усталости. Солнышко только-только за горизонтом спряталось. Видит, старуха ему навстречу незнакомая. Вся в чёрном старуха.
– Здравствуй, Фёдор, – говорит скрипучим голосом, – а не поможешь ли ты и мне в моём огороде с картошкой управиться? А я тебя отблагодарю.
– Ну а чего не помочь, – говорит, – помогу. Только вот темно уже. Давай завтра с утра.
– С чего это ты взял, что темно? – скрипит старуха. – Светло ведь ещё.
Огляделся Фёдор, удивился. Только что солнышко за горизонт ушло, а теперь в зените самом. Встряхнул Фёдор головой, не поймёт ничего.
– А где же огород-то твой? Я что-то не припомню тебя, бабушка. С какой ты деревни?
– Так ты же стоишь в моём огороде. Неужто напился так, что не видишь?
Снова огляделся Фёдор. Действительно, стоит в огороде незнакомом, картошки столько, что за горизонт ботва уходит. Дом стоит незнакомый в два этажа, никогда его раньше не видел. Да и деревни его и в помине нет.
– Да ты что, бабушка, – ахнул Фёдор, – мне столько картошки и за неделю не выкопать, и за две не справиться.
– Да ты не переживай, голубок. Помогут тебе мои родственники. Их у меня много, только вот ленивые они. Всё подгонять их приходится.
Смотрит Фёдор, идут к нему уроды разные со всех сторон, кто хромой, кто косой, кто с рогами, кто с копытами, и у каждого из них по лопате. Перепугался Фёдор, вспотел даже. Бежать хочет, а в какую сторону не знает.
– Да ты не пужайся, – говорит старуха, – это они только на вид страшные, но добрые. Такие же, как и ты, добрые.
Глядит Фёдор, а те уже копать начали.
– Ты не думай, Фёдор, я тебя отблагодарю. Не забуду про тебя. Всю жизнь вспоминать меня будешь, – говорит старуха.
Копает Фёдор да всё на солнышко смотрит. А то и не думает садиться. Замерло и стоит на месте. Фёдору уже кажется, что день прошёл или два. Так и докопали они с уродцами до конца. Как докопали, так солнышко за горизонт и спряталось, а Фёдор на том самом месте оказался, где старуху встретил. На том самом месте и в то же самое время, как домой шёл.
– Ну, спасибо, Фёдор, выручил, – скрипит старуха. – Добрая у тебя душа, потому и отблагодарить я тебя хочу. Отдохни иди, а завтра всё и узнаешь.
С тех самых пор не пьёт больше Фёдор. Даже запах спиртного не переносит. Пытался он несколько раз попробовать, но даже до рта донести не мог. Водка то в воду превращалась, то в помои. То рука не работает, когда стакан взять хочет, то живот скрутит так, что всю ночь на горшке сидит. Со временем он совсем о горькой думать перестал. В общем, хорошо его старуха отблагодарила. А Фёдор живёт теперь и нарадоваться не может. Особенно радуются за Фёдора жена его и дети. Жена-то ему теперь детишек нарожала, аж полну горницу. Шуму теперь у них в доме, хоть не заходи. А зайдёшь – так себя не увидишь, сколько детишек.
Чудеса в деревне К.
Кольку любили все. Любили все жители деревни, включая его бабушку и маму. Хоть он и был чумазиком, да и в штаны, бывает, нафурит, но всё равно любили. Спросите, за что любили? Да они и сами не знают, за что. Любят и всё. Так бывает. Когда кто-то заходит по надобности или в гости к бабушке Марье, то и про Кольку не забывают. Кто конфетой угостит, кто пирожком. Колька, конечно, знал, что его любят, но виду не подавал.
Колька тоже много чего любил, но и не любил кое-что. Особенно он не любил, когда его ругали. Ох, как не любил. Так не любил, что когда бабушка или мама злились, он затыкал своим грязным пальцем одно ухо, мол, я вас не слышу, и так стоял, пока родные не становились добрыми. Обычно бабушка первая сдавалась.
– Колька, – смеётся бабушка, – ты чего ухо-то закрыл?
– Чтобы вас не слышать, – отвечает Колька.
– А почему только одно закрыл? – спрашивает мама.
– Чтобы немножко слышать.
– Ну и хитрец ты, Колька, – смеётся бабушка, – не по годам хитрец.
Так бы и жил Колька потихоньку да помаленьку, если бы однажды он не удивил бабушку и маму, да и всю деревню. Да так удивил, что ну ни в какие ворота… До сих пор в деревне этот случай вспоминают.
В Колькином дворе стояла старая и ржавая машина. Бабушка говорит, что дедушка давным-давно на ней ездил, а чего она стоит, и сама не знает. Не мешает ведь никому. Ничего от неё уже не осталось, ни двигателя, ни колес. Осталось внутри только рваное сиденье, да руль поломанный. Вот Колька и работал на ней. Так он говорил. Утром вставал, завтракал, забирался вовнутрь, завязывал проволокой кривую дверь и работал. Таксовал, значит. В обед съест тарелку щей и снова за работу.
– Колька, – проходит мимо бабушка, – до магазина меня довезёшь?
– Нет.
– Почему?
– Я так близко не езжу.
– А куда ты ездишь?
– В Москву езжу.
– Ну ладно, – смеётся бабушка, – пойду тогда пешком за хлебом.
Проходит мимо мама.
– Колька, ты сегодня хоть умывался?
– Некогда мне, – отвечает Колька.
– О Господи, опять штаны жёлтые от ржавчины. Снова стирать надо.
– Такая работа у меня, – отвечает Колька.
– Тебе не надоело ещё там сидеть? – смеётся мать. – Вылазь давай.
– Как же я вылезу, если я ещё не приехал? – отвечает Колька.
И вот однажды в тёплый осенний денёк Колька натянул на голову только что купленную кепку и залез на своё рабочее место.
– Колька, – вышла мать на крыльцо, – иди обедать, остынет всё.
– Хорошо, что я ещё не уехал, – отвечает Колька.
– Иди уже, таксист, – смеётся мать, заходя в дом.
Мать уже тарелку супа съела, а Кольки всё нет. Выходит мать снова на крыльцо. «Ну я сейчас ему задам!» А Кольки-то и нету. В баньку мать заглянула и в сарае посмотрела. Нет Кольки. Что за чудеса! Никогда Колька со двора не уходил. Вышла на улицу, покричала Кольку, не отзывается. В дом зашла, покричала на всякий случай. Нет Кольки. О Господи, куда подевался?
Через час мать с бабушкой всех соседей обежали. Никто Кольку не видел. Как сквозь землю мальчонка провалился. Полдеревни в поиски включилось. Где только не искали Кольку. Пять часов уже Кольку ищут, смеркаться стало.
– Здесь Колька, здесь, – кричит дед Тимофей со двора Колькиного.
Бегут все во двор Колькин, а тот в машине своей сидит, будто и не пропадал вовсе.
– Ты где был? – плачет мать, обнимая Кольку.
– В Москву ездил, – деловито отвечает Колька.
– В какую ещё Москву? – держится бабушка за сердце. – Нет, завтра же эту машину на металлолом сдам.
– В Москву бабушку Нину возил, – испуганно отвечает Колька.
– Какую ещё бабушку Нину? – вытирает мать слёзы. – Нет у нас никаких бабушек Нин в деревне. А кепку свою где потерял?
Кепку так и не нашли. Да и не искали её больно. Колька нашёлся, и слава Богу.
Проходит месяц, и звонят матери с почты. Приходи, мол, бандерольку получай.
– Откуда посылка-то? – спрашивает мать. – От кого?
– С Москвы, – отвечают.
– С Москвы? – переглянулись бабушка с матерью. – Вроде в Москве нет у нас никого.
Приносит мать посылку. Уж больно интересно, что там. Открывает…
Мать и бабушка чуть ума не лишились. Онемели просто. Глаза как картошины стали.
В посылке той кепка Колькина лежит и записка от какой-то Нины Михайловны.
Дрожащей рукой мать записку ту берет и читает.
«Спасибо, Колька, что довёз старую женщину до Москвы. Особенно приятно, что бесплатно. Ты тут кепку свою забыл, которую тебе и высылаю. В кепке той лежат сто рублей. Пенсию недавно получила, вот и отсылаю. Негоже
